Памяти Михаила Петровича Лукичева (1950-2001)

Я узнал М.П.Лукичева 20 лет назад. Летом 1980 г., по окончании Московского государственного историко-архивного института, я поступил на работу в Центральный государственный архив древних актов, в архивохранилище фондов центральных учреждений XVIII в. Имея красный диплом, я мог при распределении выбрать хороший архив. Я предпочел ЦГАДА и довольствовался на первых порах должностью старшего хранителя, хотя это считалось непристижным. М.П.Лукичев незадолго до того стал заведующим архивохранилищем, он научил меня азам архивной работы. Мы занимались всеми видами работ в хранилище: проверкой наличия, выдачей и подкладкой, подготовкой документов на реставрацию. Михаил Петрович тоже не чурался черновой работы, несмотря на то, что не обязан был лично носить дела. Во многом благодаря Михаилу Петровичу я полюбил архив. В нашем архивохранилище образовался небольшой, но сплоченный и дружный коллектив: А.А.Булычев, Е.Г.Резницкая и мы с М.П.Лукичевым. Он хорошо относился ко всем, зря нее придирался, но мог сделать внушительное замечание за опоздание или за брак в работе. Делал он это в столь мягкой форме, что никто не обижался. Тем не менее, ему удавалось поддерживать дисциплину, и мы стремились не подводить его. По итогам соцсоревнования за 1980 год наше хранилище заняло первое место в ЦГАДА.

В свободное время Михаил Петрович писал кандидатскую диссертацию, которую он защитил в 1984 г. Впоследствии он не занимался докторской, но имел авторитет не меньше, чем у многих докторов наук. Об этом свидетельствует него триумфальное избрание директором архива в 1987 г., поддержанное сотрудниками и всеми связанными с ЦГАДА людьми. Надо сказать, что М.П.Лукичев трезво оценивал свою популярность, умел не поддаваться чувству эйфории и сдержанно относился к переменам в нашей жизни.

Начало моей работы в ЦГАДА совпало с тяжелым периодом в жизни, когда я потерял мать. Михаил Петрович искренно мне сочувствовал и всячески старался облегчить боль утраты, заинтересовать работой, не только архивно-технической, но и со временем научной. Весной 1981 г. меня призвали в армию на полтора года. М.П.Лукичев тепло выступил на проводах, устроенных в архиве, говорил, что оценил мои профессиональные и человеческие качества, что на меня всегда можно положиться, и обещал ждать моего возвращения. Исходя из собственного опыта, он дал мне несколько полезных советов насчет армейской службы. В конце 1982 года я вернулся в архив в военной форме. Михаил Петрович радостно вышел мне навстречу и горячо приветствовал меня. До сих пор все это помню, значит, оставило след в душе. Он пригласил меня вновь поработать в хранилище, сказав, что там есть время для личной научной работы, но я, вопреки его доводам, отдал предпочтение публикаторскому отделу. М.П.Лукичев советовал идти в аспирантуру к его научному руководителю В.И.Буганову, взяв источниковедческую тему, и рекомендовал меня, не дожидаясь моего ответа. Это стало очевидным, когда Виктор Иванович меня прямо пригласил к себе. Но я привык к историко-архивному институту и там чувствовал себя увереннее, чем в Институте истории. Я стал заниматься темой по истории Московского архива Министерства юстиции, предложенную С.О.Шмидтом. Разумеется, советовался об этом с Михаилом Петровичем. В 1983 г. М.П.Лукичев исполнял обязанности заместителя директора ЦГАДА по научной работе и заверил мня, что дирекция архива одобрила бы изучение деятельности МАМЮ, причем отметил, что тема тесно соприкасается со становлением исторической науки и археографии, т.к. в МАМЮ широко занимались описанием и публикацией документов и просто историей. Сигурд Оттович с неизменным уважением отзывался об М.П.Лукичеве как об одном из самых способных среди его многочисленных дипломников и кружковцев. В моих глазах это приобрело особое значение, имя М.П.Лукичева неразрывно связано с именем С.О.Шмидта.

Диссертацией я начал вплотную заниматься с конца 1983 года. М.П.Лукичев продолжал помогать мне даже после ухода в Центральный военно-исторический архив, на должность замдиректора по науке. По моей просьбе Михаил Петрович написал отзыв на одну из первых моих печатных работ в "Археографическом ежегоднике за 1986 год", посвященную описанию столбцов Разрядного приказа. М.П.Лукичев ранее лично просматривал отложившиеся в ЦГАДА в возглавлявшемся им хранилище материалы фонда № 337 "Канцелярия МАМЮ". На 1988-й год мне запланировали описать 100 дел из фонда 337, случайно оставшиеся ненаписанными (или опись затерялась). М.П.Лукичев, уже будучи директором ЦГАДА, настоял на том, чтобы мне выделили на это время. В конце 1987 года Михаил Петрович написал положительный отзыв на автореферат моей диссертации и сделал следующий вывод: "Таким образом, диссертантом подготовлено серьезное монографическое исследование, вносящее много нового в изучение развития архивного дела в России. Еще раз хочется отметить практическую значимость диссертации. В настоящее время ЦГАДА ведет разработку научно-исследовательской темы по методике описания делопроизводственных документов XVI-XVII вв. Многие наблюдения и открытия диссертации будут использованы в процессе этой работы".

Потом я перешел на работу в Археографическую комиссию. Михаил Петрович отпустил меня с явным сожалением. Запланированные дела я нашел возможным описать не в 1988 г., как собирались, а в 1987 г. Насчет публикаторского отдела Михаил Петрович оказался прав. Пока я там работал, ничего не издали. Двухтомник "Международные отношения в Центральной Азии в XVII -XVIII вв." вышел уже после того, как я в РГАДА уже не работал, но связи с архивом не прерывались. Я по-прежнему занимался в читальном зале. По инициативе дирекции переписал аннотацию на Ф. 337 для Путеводителя (первый вариант - не мой - относится к 1982-му году). М.П.Лукичев обратил внимание на мою статью в "Археографическом ежегоднике за 1985 год" о найденных в Ф.337 подготовительных материалах Н.В.Калачова к изданию приговоров и актов Боярской Думы. Он в отличие от С.О.Шмидта считал, что при Думе канцелярии не было, и хотел сверить эти выписки с подлинниками. Пытался выяснить, где фонд Д.Я.Самоквасова. Я смог ответить только, что после смерти его вдовы в 1926 г. следы личного архива исчезли.

М.П.Лукичевым был обнаружен указатель к боярским спискам от А до К, составленный при первом директоре МАМЮ П.И.Иванове. Михаил Петрович предполагал, что указатель остался незавершенным, или второй том затерялся, но из цитируемых мной в 22-м выпуске "Вспомогательных исторических дисциплин" (Л., 1991) отчета 1864-го года видно - было три тома.

С февраля 1900 г. я засел за книгу "МАМЮ и русская историческая наука: архивисты и историки во второй половине XIX - начале XX вв." и в основном закончил к концу года. Тогда я захотел вернуться на работу в ЦГАДА, с согласия С.О.Шмидта и М.П.Лукичева. 1 сентября 1990 г. в МГИАИ Сигурд Оттович встретил М.П.Лукичева, и Михаил Петрович поинтересовался, чем вызван мой обратный переход. Сигурд Оттович полушутя ответил, что в наше время мнения начальства никто не спрашивает, но он до некоторой степени меня понимает; поставил вопрос об издании книги о МАМЮ, готов быть редактором. В разговоре со мной Михаил Петрович тоже удивился, что я собираюсь покинуть Археографическую комиссию: в архиве меньше свободного времени. Я сказал: "Не имеет значения после того, как уже написал книгу". Михаил Петрович возразил: "Но на этом Ваша научная деятельность не кончилась и дай Бог, чтоб продолжалась". М.П.Лукичев позаботился о моем продвижении по службе. Я вернулся на единственную свободную ставку в отделе научно-справочного аппарата - архивист 2-й категории, а уже через несколько месяцев Михаил Петрович назначил меня архивистом 1 категории, начислил надбавку за ученую степень, позднее сделал ведущим специалистом. Возвращение в ЦГАДА прошло исключительно спокойно, без периода адаптации, будто никуда не уходил. У меня появились новые сослуживцы и друзья: К.В.Баранов, Н.К.Молчанова, С.Ф.Фазизов и др. Моя личная научная деятельность началась при М.И.Автократовой, но достигла расцвета при М.П.Лукичеве. Его доброе пожелание оправдалось: количество моих статей и публикаций приблизилось к сотне. Конечно, без благоприятной атмосферы в архиве ничего не получилось бы.

В конце 1991-го года я по предложению Михаила Петровича подал заявку в журнал "Родина" на публикацию отрывка из дневника сотрудника МАМЮ И.С.Беляева о Февральской революции в Москве в 1917 г. (фактически опубликовано позже в "Историческом архиве"). На конкурс научных работ Главархива в апреле 1991 г. М.П.Лукичев выдвинул две мои статьи о подготовке публикаций документов в МАМЮ ("Археографический ежегодник" за 1986 год и за 1987 год), но после августовских событий 1991 г. Главархив СССР упразднили и конкурс отменили. ЦГАДА был переименован в Российский государственный архив древних актов. В 1992 г. М.П.Лукичев написал сопроводительную записку к моей статье в журнал "Отечественные архивы", где он являлся членом редколлегии, и статью сразу же пустили в набор. В конце 1994-го года М.П.Лукичев выдвинул на конкурс Росархива серию новых работ по архивоведению. По итогам конкурса я получил почетную грамоту, а другой ученик С.О.Шмидта, В.Г.Бухерт - третье место за учебное пособие по истории Межевого архива. Рукопись книги о МАМЮ послали из РГАДА на конкурс издательских проектов РГНФ. После выхода книги курский краевед С.П.Щавелев, автор биографической книжки о Д.Я.Самоквасове, прислал письмо М.П.Лукичеву с просьбой показать "вашему историографу Шохину". Разгневанный читатель не согласился с моей оценкой Д.Я.Самоквасова, возглавлявшего МАМЮ на рубеже XIX и ХХ вв. Михаил Петрович изумился неслыханному приему научной полемики: "Почему же он непосредственно Вам не написал? Почему директору? Неужели мы можем запретить Вам высказывать свое мнение?". В 2001 г. Михаил Петрович порадовался осуществлению при поддержке РГНФ масштабного издательского проекта - публикации мемуаров графа С.Д.Шереметева. Я удостоился третьего места на конкурсе Росархива за серию публикаций по фонду С.Д.Шереметева.

Я не могу вспомнить о М.П.Лукичеве ничего плохого и поминаю его только добрым словом как своего начальника и одновременно старшего товарища. Один петербургский ученый, специалист по российской истории XVI века, назвал директорство М.П.Лукичева "золотым веком" архива. Добавим, Михаил Петрович обладал редким в наше время широким кругозором. Он не стремился подчинить все усилия РГАДА разработке древнейших документов. Исследователи и архивисты, занимавшиеся более поздним периодом, также неизменно ощущали его поддержку. Подобно лучшим из архивных руководителей давнего и недавнего прошлого, Лукичев не подавлял творческую инициативу подчиненных, а напротив - поощрял ее.

К оглавлению номера