Майя Кучерская

Майя Кучерская

Константин Павлович - "польский король"

Великий князь Константин Павлович Романов (1779-1831), брат двух русских императоров, Александра I и Николая I, в силу целого ряда исторических обстоятельств и в общем вполне независимо от собственной воли оказался героем множества прожектов, анекдотов, слухов и легенд. Реальное историческое бытие Константина Павловича породило целый параллельный мифический мир, в котором он стал главным действующим лицом. История восприятия Константина в России и отчасти Западной Европе должна была бы составить объемное повествование(1), мы предлагаем только одну его возможную страничку.

В 1815 года после решения Венского конгресса о воссоздании Царства Польского Константин Павлович был назначен главнокомандующим польской армией, при физически немощном и безвольном наместнике. Полномочия цесаревича сразу же простерлись далеко за пределы военного ведомства, и по сути именно он и превратился в правителя Царства Польского. Константину пришлось покинуть Польшу лишь спустя 15 лет, во время польского восстания 1830 года, спасая жизнь себе, близким и русскому войску.


Великий князь Константин Павлович
 в польском уланском мундире

Константин упрекал поляков в неблагодарности и хотя отношение Константина к польскому народу никак не назовешь подобострастным(2), некоторые основания к горечи у него были. С годами Константин действительно полюбил поляков, женой его стала польская княжна Иоанна Грудзинская; по многим свидетельствам, великий князь заметно предпочитал поляков русским, молва недаром приписывала ему возглас: "В душе я поляк, совершеннейший поляк!"(3) Мемуарист Михаил Чайковский замечает, что "некоторые назвали великого князя матерью польского войска и мачихою русского"(4). Неудивительно, что любовь Константина Паловича к полякам и его "ополячивание" стало одной из любимых тем народных легенд и слухов(5).

В русских народных представлениях Константин нередко представал польским королем. Один из слухов, записанный в марте 1826 года, сообщает, "будто бы Цесаревич домогается быть вице-королем Польши с тем, чтобы в Царстве Польском присоединить не только Белоруссию, Литву, Волынию, и Подолию, но и Смоленскую и Киевскую губернию". Константин Павлович действительно высказывался за присоединение к Польше восточных провинций, отошедших к России после второго и третьего раздела Польши (в 1793 и 1794 году), следуя политике, выбранной еще императором Александром I. Александр, как известно, по крайней мере на словах, желал исправить допущенные бабушкой несправедливости в отношении поляков. Николай, напротив, не хотел разрушать целостность империи, мягко, но настойчиво спорил с Константином и ни в чем не уступил ему. Во всяком случае о присоединении Смоленской и Киевской губернии речи не шло – но слух преувеличил любовь цесаревича к полякам.

Интересный слух, относящийся к тому же "смутному времени" конца 1825 – начала 1826 года, приводится в уже известной нам тетради дворового человека Федора Федорова.

"Посадили Константина Павловича на царство, но которого Польша упросила остаться у них королем, а то мы без тебя пропадем; у нас такого короля не бывало и нас без тебя паны раззорят, то он послушал и отказался от русского престолу". (6)

В слухе приводится одна из многочисленных версий отречения Константина от русского престола: это "Польша" уговорила его отказаться от русского "царства", причем "Польшу" здесь представляет простой народ, который боится разорения, из чего легко реконструируется и автор слуха – то же простнародье, только русское. На поляков проецируются собственные русские представления о великом князе: Константин и в Польше – "народный заступник" и "народный король", который заодно с бедным людом, а не с разоряющими народ "панами".

Освободителем Польши и ее потенциальным королем Константин предстает и в посмертных слухах, появившихся в начале 1833 года в Сибири. Слухи распространились в среде сосланных в Сибирь поляков – участников ноябрьского мятежа 1830 года. Говорили о том, что весной ожидается восстание пленных поляков и всех ссыльных во главе с Константином Павловичем и что в Польше уже "издан указ почитать Константина живым"(7). Целью восстания должно было стать освобождение российских крестьян и восстановление независимой Польши.

Любовь Константина к Польше нередко выглядит как предательство великим князем собственного русского народа. Представление о Константине как о предателе особенно ярко проявилось в предание о его смерти, ставящее кончину цесаревича в прямую зависимость от его приверженности полякам Согласно преданию, Константин умер, приняв отраву, "дабы избежать кары за измену отечеству от царствующего брата своего", Николая Павловича(8).

Действие этой легенды относится к русско-польской войне 1831 года. В достаточно путаном изложении рассказчика, старика-инвалида, бывшего солдата, Константин вместе с Дибичем оказываются изменниками, так как вместо сражения с поляками, Дибич, делающий все с согласия Константина Павловича, "велит нашим осадные работы и пальбу прекратить и нарочитых парламентеров пошлет к ним, к полякам, значит, и сам через шпионов ихних, и велит им по нашему лагерю вылазку сделать и когда они найдут, то приказывают отбой играть и отступать, не стреляя, бесчестно, без всяких реляций выходных"(9). Генерал Паскевич доносит императору о коварных планах фельдмаршала и великого князя. Тогда Николай сам отправляется "на Варшаву", чтобы "проведать" от брата, находившегося в то время в Брест-Литовске, верно ли ему донесли. Но встретиться с Константином Николаю уже не суждено.

"Только до Брест-Литовска-то не доехал, а вернулся, почитай с полдороги – потому спознал, что брат вдруг скоропостижно помер. А помер-то, надо полагать, потому, как с братом встречаться ему не было казуса, то он сам на себя руку и поднял. Тут его при церкви и похоронили"(10).

Данное предание – прекрасная иллюстрация того, как причудливо в народном восприятии могут переплетаться вымысел и правда.

История, поведанная старым солдатом, основывается на реальных фактах – война с поляками затянулась, два победных для русских сражения (под Гроховым и при Остроленке, произошедших 13 (26) февраля и 14(26 мая)) не принесли желаемого результата. Несмотря на численное превосходство русских, огромные потери и деморализацию польского войска первое сражение под Гроховым так и не завершилось взятием Варшавы – фельдмаршал И.И.Дибич, командовавший русской армией, приказал прекратить бой фактически накануне окончательной победы. Причина загадочной нерешительности Дибича крылась, по небезосновательному мнению Бенкендорфа, в давлении на фельдмаршала Константина Павловича. Перед смертью Дибич признавался, что отменив штурм Варшавы, следовал совету некоего лица, которое он не желал открыть.

"Думают, что совет, остановивший карательный меч, поднятый им над крамольной Варшавой, принадлежал цесаревичу Константину Павловичу", – пишет в своих записках Бенкендорф. – Вид этого города, – где цесаревич жил и начальствовал в продолжение пятнадцати лет, где образовались его связи и устроился его брак, где укрепились его привычки – вид этого города в минуту грозящего ему бедствия мог тронуть сердце цесаревича и внушить ему мысль о спасении Варшавы"(11). Предположение Бенкендорфа подтверждают и воспоминания Э.И.Стогова, сообщающие, как разгневанный цесаревич прискакал к Дибичу в разгар сражения со словами: "Фельдмаршал, поляков режут, как баранов! Фельдмаршал, милосердия!" и потребовал "прекратить резню"(12). Дибич вынужден был повиноваться. Ручаться за достоверность приведенного эпизода невозможно, но независимо от того, имел ли он место на самом деле, бой действительно был приостановлен, и временное прекращение кровопролития обернулась потерями значительно большими – война с Польшей затянулась еще на семь месяцев.

Окончательная победа пришла к русским только после смерти Дибича, когда русскую армию возглавил И.Ф.Паскевич. Назначение Паскевича и смерть Дибича, по-видимому, и послужили основой для эпизода с разоблачительным письмом Паскевича. Лишь Паскевич, подтвердивший свою верность победой, мог писать императору Николаю сообщение о предательстве Дибича и Константина.

Поляки не смогли до конца оценить искреннюю симпатию Константина Павловича к ним. И 18 ноября 1830 года вспыхнуло Польское восстание, направленное против тирании русских и русского царя в Польше. В знаменитую "ночь листопадову" в Бельведерском дворце, резиденции Константина Павловича, на него было совершено покушение, только чудом закончившееся неудачей (слуга закрыл собой великого князя).

У нас нет оснований не доверять немалому количеству свидетельств о любви польского офицерства к великому князю(13), и все же выстрелы в Бельведере звучат не менее убедительно. Это было не просто столкновение угнетенного народа и "тирана" (каковым Константин во многом и являлся), это было столкновение разных политических мировоззренческих систем.

По характеру своего правления Константин, скорее, приближался к патриархально-княжескому типу правления (знакомому полякам по раннему средневековью) – власть князя неограниченна, князь щедро милует и также легко казнит, действуя при этом исключительно по собственному произволу и не признавая над собой иного закона, кроме закона собственной воли. В первой четверти ХIХ века подобный тип правления в глазах поляков выглядел непростительным архаизмом. В стране с четырехвековой сеймовой традицией, где король, скоре состоял при собственной власти, чем держал ее в своих руках, где полнотота законодательной, а частично и исполнительной власти была сосредоточена в руках польской шляхты, диктатор, претендовавший на неограниченное господство, был обречен. Для поляков великий князь был слишком русским, в глазах русских выглядел "поляком".

© Майя Александровна Кучерская
кандидат филологических наук
maja@cucher.msk.su

К оглавлению номера

Примечания
  • (1) Материалы к этой истории давно и успешно собираются: см. например, Чистов К.В. Русские народные утопические легенды. М., 1967. С.197-225; Рахматулин М.А. Легенда о Константине в народных толках и слухах 1825-1858 гг. – Феодализм в России. Сборник статей и воспоминаний, посвященный памяти академика Л.В.Черепнина. М., 1987.
  • (2) См. Pienkos A.T. The Imperfect Autocrat Grand Duke Constantine Pavlovich and the Polish Kongress Kingdom. New York, 1987; Бенкендорф А.Х. Записки – Русская старина. 1896. Т.88. №10. С.69; Кубалов Б. Сибирь и самозванцы – Сибирские огни. 1924. Кн. 3. С. 173.
  • (3) Pienkos A. T.Ibidem. P. 63.
  • (4) Чайковский М. Русская старина. 1896. Т. 85. № 2. С. 391.
  • (5) См. Предания о смерти великого князя Константина Павловича и два стихотворения – ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 2330.
  • (6) Сыроечковский В. Московские "слухи" 1825-1826 годов // Каторга и ссылка. Историко-революционный вестник. 1934. Кн. 3. С. 80.
  • (7) Кубалов Б. Сибирь и самозванцы // Сибирские огни. 1924. Кн. 3. С.173.
  • (8) Предания о смерти великого князя Константина Павловича и два стихотворения. – ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 2330. Л. 3об.
  • (9) Предания о смерти великого князя Константина Павловича. Л. 4.
  • (10) Там же. Л. 4 об. -   л. 5.
  • (11) Цит. по Шильдер Н. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. М., 1997. Кн. 2. С. 314-315.
  • (12) Цит. по:   Шильдер. Император Николай  I. С. 408.
  • (13) См. Чайковский М. Записки – Русская старина. 1896. Т. 85,   № 1. С. 175; № 2. С. 391; Дивов П.Г. Петербург в 1825-1826 годах //  Русская старина. 1897. Т. 89. № 3. С. 467; Лорер Н.И. Записки декабриста. Записки моего времени. Воспоминания о прошлом // Мемуары декабристов. М., 1988.